— Читаешь? — спрашиваю. А если кто не знает, по нынешним временам чтение художественной литературы на вахте не то, что не запрещается, а приветствуется. И не спят, и хоть что-то читают.

— Нет, та-ащ. Пробовал, муть какая-то.

— А чья книжка?

— Та мичмана нашего.

Тут я командный голос включил «на высокое»:

— Заберу её на ночь. Скажешь – у меня. Понял?

— Понял.

Интрига тут в том, что до ближайшей земли вниз – километра полтора было, в сторону – миль сто. А до магазина, где такое чудо найти можно – поболе пятисот, и не раньше, чем дней через десять…

Впрочем, я отвлёкся и сегодня не об этом. Перенесёмся назад по временной шкале ещё лет на пятнадцать.

Году примерно в 83-м прошлого века бродил я по нашей квартире, лениво ковыряясь в книжных шкафах. Всё, что могло меня привлечь, уже было прочитано. А всякие там собрания сочинений Тургенева, Гоголя интереса не вызывали – к тому времени обязательная школьная программа отбила интерес к большинству классиков. И надолго. Нет, конечно, были исключения… Но и об этом как-нибудь в другой раз.

Так вот, не найдя в гостиной ничего интересного, возвращаюсь в свою комнату, и начинаю просто от безысходности перебирать всё то, что стояло на трёх моих книжных полках. Я был железно уверен, что давно знаком со всем их содержимым. Ан, нет. В заднем ряду неожиданно обнаружился томик, который я видел первый раз в жизни. Его там не могло быть, потому что не могло быть никогда. Были у нас непрочитанные мной иллюстрированные книги, но не было ни одной из них, где бы я по несколько раз не рассматривал рисунки и не знал их все, как свои пять пальцев. А уж такие как здесь, я бы точно запомнил – до сих пор их помню.

И ещё название. При фамилии автора, совершенно обыденной для уха украинского школьника – Сергиенко, название звучало более чем оригинально: «Кеес, адмирал тюльпанов». Что за имя такое – Кеес? И разве могут быть у тюльпанов адмиралы?

А вообще, откуда этот «Кеес» появился в нашем доме? Проведённое потом мини-расследование результатов не дало. На 99,9%, к этому как-то был причастен папа, книги – его страсть. Но он ушёл в глухую «несознанку». Сестра обычных книг не покупала, а мама никогда и не была фанатом-книгочеем, как остальные члены семьи.

Издание 1979 года. Если верить информации из сети – в означенное время довольно редкое. Судя по состоянию обложки и страниц, явно читанное, но не библиотечное. Каким-то образом оно оказалось в нашей квартире и пряталось там несколько лет если и не от нас самих, то хотя бы от регулярных генеральных уборок, непременным участником которых был ваш покорный слуга. Такие дела.

Чудо, тайна. Ну, и достоверность, конечно. Ведь всё так и было на самом деле. Фантастика, одним словом.

А книга… Что – книга? Проглочена она была залпом, а потом перечитывалась ещё раз десять. Потому как запала в душу.

В те далёкие годы исторические книги пользовались у меня неизменным успехом, а с таким захватывающим сюжетом – это было стопроцентное попадание в десятку. К тому времени самое известное у нас в стране произведение Дюма-отца уже было мной прочитано, поэтому первое, самое главное и ёмкое моё впечатление от книги Сергиенко было: «Кеес, адмирал тюльпанов» это советские «Три мушкетера» для детей. Ассоциации прямые и недвусмысленные. Четвёрка друзей отправляется в полное опасностей путешествие – отважным французам близка историческая эпоха и география событий. Приключения, интриги и тайны – от центральных персонажей зависит жизнь сильных мира сего и даже судьба всей страны. По ходу повествования нам предстоят встречи с благородными пиратами, жестокими разбойниками и коварными иезуитами – обойдусь без спойлеров и обвинений в плагиате, но намекну, что после «Кееса» никакой интриги в «Ногах из глины» Праттчета для меня не было.

Борьба, жизнь, смерть и объединяющая их любовь. Любовь в детской книге – тема скользкая. И Сергиенко отлично справился с задачей, тонко и расчётливо. И в сюсюканье не свалился, и с пафосом не пережал, по-доброму посмеявшись над воздыханиями всех, объятых страстью нежной. Навсегда запомнил я восхитительные «романтические» стишки из главы, где сочиняли письмо Эглантине:

— В мадригале должны быть трое: он, она и ещё один он, — объяснил Караколь.

И Кеес тут же выдал:

Захариус с сестрицей увидели утят.

Сестра сказала: «Птицы».

— Цыплята! — крикнул брат.

Гулял тут Мартин у реки.

— А вы, — сказал он, — индюки!

Думаю, и современный читатель найдёт для себя в книге немало интересного среди малоизвестных исторических фактов и этнографической информации о Голландии, умело втиснутых Сергиенко в относительно небольшую по объёму повесть: легендарные герцоги Альба и Вильгельм Оранский, интервенция и революция, наёмники и гёзы, кломпы и сыр, мельницы и дамбы. Недаром эта книга была рекомендована для внеклассного чтения советским школьникам.

Что ещё запомнилось? Невероятно реалистичные, даже натуралистичные описания войны и жёсткая авторская оценка этому любимому развлечению всех времён и народов, поданная от лица главного героя. Без сомнения, для того времени и той, до предела милитаризированной культуры, явление уникальное. Детские писатели, рискнувшие коснуться военной темы, обречены были действовать двумя основными вариантами. Чаще всего они безжалостно приглаживали и выхолащивали суровую правду, являя миру глянцевую картинку в стиле «Макара-следопыта», где «наших» иногда ранят, а враги картинно и бескровно пачками падают на дальнем плане. В более честном варианте использовался приём, после «Человека с бульвара капуцинов» известный как «монтаж»: все драматичные и трагические события остаются за кадром – как у Катаева в «Сыне полка».

А у Сергиенко, оцените:

цитата

…у самой дамбы в чёрное небо вонзилась ракета, и гёзы с криком ринулись на штурм. Сразу во многих местах рвануло, грохнуло, загорелось.

Скажу вам, такого ада не видел я никогда. По воде заметались отблески пламени, тени. Истошные вопли со всех сторон. Огромным костром вспыхнуло что-то на дамбе, взорвалась и занялась пожаром барка. В мерцающем, то мутно-красном, то ярко-жёлтом зареве предстала панорама отчаянной схватки.

Повсюду на колеблющемся блеске воды зловеще чернели трубы полузатопленных ферм, сбившиеся в кучки сады. Поплыли мертвые тела, – они торчали то спиной, то лицом вверх. Бой шёл на дамбе среди костров и в воде под факелами горящих лодок. Это уже не сражение армий! Спутавшись в один клубок, бой распадался на сотни, тысячи поединков. Люди сошлись врукопашную, вцепились друг другу в горло, в ход шли ножи, кулаки, любые обломки. Грохот, крики, стоны, проклятья, даже, казалось, скрежет зубов раздирали красноватую мглу этой ночи.

Я видел гарпунщика Ворста. С поднятым гарпуном он гнался по воде за испанцем и, наконец, прошил его насквозь. Мало того! Он прыгнул на него, схватил за горло, и вместе они исчезли под водой. Он вынырнул один, окровавленный, гарпун снова в руке, и кинулся на другого.

Какой-то солдат, я даже не понял, свой или вражеский, брел прямо к нашей барке закинув голову и крича. Лицо – сплошь кровавая маска. Он не дошёл до «Ковчега», упал и исчез.

Тут же по пояс в воде появился капитан Северейн. Он держался за грудь. Когда он достиг борта, я увидел, что на бледном его лице блуждает странная улыбка. Его втащили, он сел, прислонился к мачте и тут же испустил дух.

А бой не утихал. Не утихали крики и стоны, пламя не унималось. Испанцы уже подались назад, кое-где побежали, но гёзы кидались за ними, хватали за горло, душили, всаживали ножи… Какой-то могучий испанец с огромной оглоблей не подпускал к себе: он взмахивал, ударял, и гёзы с воплями отлетали. Многие так и оставались на земле. Но вот появился Дирк Ворст и швырнул свой гарпун. Гарпун попал испанцу в плечо и, кажется, снёс его начисто. Но тот не сразу упал. Мелькнула оглобля, и вот уже Дирк Ворст навзничь валится с дамбы, а за ним и испанец. Оба, видно, отдали богу души, только кровь разошлась пятном…

С ужасом смотрел я на эту резню. Руками вцепился в борт. Неужто и это называется войной? Той самой, на которой мечтал отличиться Адмирал Тюльпанов?

Не правда ли, яркая картинка? Даже, у советских классиков «взрослой» военной прозы не сразу вспомнишь что-то подобное.

Нет, я понимаю, что современного читателя, тем более – зрителя-геймера, таким удивить сложно. Но для детской книги тех времён это было чрезвычайно смело… В результате военным-то я всё равно стал, но сцена ночного боя на дамбе навсегда врезалась в память, став первым ударом, положившим начало разрушению дурацкого романтического ореола, по каким-то причинам образующегося у большинства мальчишек, вокруг всего, связанного с войной.

Трудно поверить что «Кеес, адмирал тюльпанов» – дебютная книга автора. Великолепно поданы даже второстепенные персонажи, оживляемые запоминающимися яркими деталями, чьи образы прописаны мелкими сочными штрихами, будь-то вечно жующий Михиелькин, отрыгивающий пивом Железный Зуб, капитан Соверейн, лениво вгоняющий в мачту нож за ножом, или безымянный матрос-гёз, хохочущий вместе со всеми после собственной экзекуции за сон на вахте. Хохмач, шутник и проныра Лис – просто украшение повести. А в Кеесе я вообще родственную душу признал после его слов об отношении к насекомым: «…всё то что летает, ползает, жужжит, шевелит усиками. Словом, мешает жить».

Да, и умело «давить» слёзы из читателя Сергиенко начал уже здесь – искусство, доведенное им до совершенства в «До свиданья, овраг!» Жаль только, эту его повесть я прочитал совсем недавно. Хотя после «Кееса» меня всегда интересовала личность самого автора и другие его работы, но в доинтернетовские времена ничего найти не удалось. Положение изменилось только когда всемирная паутина дотянулась до нашей глуши.

Сразу как попал на «Фантлаб», одними из первых слов, введенных мной в поисковую строку, были «Кеес, адмирал тюльпанов» и «Сергиенко». Высветилось: «По запросу ничего не найдено»…

Прошло два года. За это время я собрал кое-какую информацию, решил отдельные организационные вопросы и наконец-то составил библиографию. Результаты этой работы вы теперь можете увидеть на странице автора.

P.S. Ну, что? Получилось у меня вас заинтриговать? Не так давно я уже предлагал «Кеес, адмирал тюльпанов» одному из наших сосайтников. Тот её прочёл племяннику, говорит, вышло всё как нельзя лучше. Так что и вам рекомендую. Во всяком случае, для чтения подрастающему поколению.